Больше всего Лукашенко боится двух городов – Гродно и Бреста

Активист стачечного движения рассказал правду о ситуации на «Гродно Азоте».

Артем Черников стал гостем программы сайта Charter97.org Studio Х97. Ведущий — Евгений Климакин.

— Артем, вы один из лидеров стачечного движения на гродненском «Азоте», правильно?

— Так.

— И там работали около семи лет аппаратчиком.

— Аппаратчиком гидрирования, если быть точным.

— У забастовок есть будущее?

— Конечно. Они только начинают разгораться. То, что происходило в августе, то, что продолжилось в октябре, и потом в последующие месяцы люди постоянно уходили в стачку. Это будет только нарастать, люди больше не хотят жить как раньше. Лукашенко, несмотря на то, что он силовым методом удерживает власть до сих пор и меняет постоянно руководство, никто больше любить не станет. Его еще больше начнут только ненавидеть. Потому что людям не легче, а только труднее становится даже не жить, а выживать в условиях «Гродно Азота».

— Но вот, что касательно забастовок в апреле. Так называемая власть все таки решила, что в Трудовом кодексе запрещены уже забастовки по политическим мотивам.

— Они всегда были запрещены, абсолютно всегда. Просто они прописали это в очередной раз, чтобы запугать, чтобы СМИ начали писать об этом. Но в Трудовом кодексе всегда было запрещено. Экономически всегда было разрешено, но для этого нужно собрать документы, доказать, в общем определенные мероприятия провести. Но если оглядываться на историю: любая забастовка была запрещена, потому что власть, которая пишет Трудовой кодекс, боится, что с помощью забастовок ее можно убрать. Из-за этого они и запрещают забастовки по политическим причинам.

— Гродненский «Азот» не исчезает из ленты новостей. То какие-то происшествия, то начальство меняется, вечно что-то происходит. Почему?

— Кто бы что не говорил, после 26 октября — это последствия стачки, которая нарастает. Она имеет накопительный эффект, как я называю. Ушли лучшие, ушли на самом деле лидеры, ушли люди, которые были профессионалы своей работы, которые 20 лет отдали «Азоту». Им «Азот» просто плюнул в лицо тем, что не стал за них, не стал защищать их интересы. И эти люди, помимо своей гражданской позиции, имели большой профессионализм в химии.

Мы должны понимать, что «Гродно Азот» — это очень узконаправленное предприятие. Чтобы достажировался до определенного аппаратчика, инженерно-технического работника — ты должен понимать специфику именно этого предприятия. Есть похожие предприятия в Беларуси, такие как «Нафтан», мозырский НПЗ, но они просто схожи в процессе, а оборудование другое, методика работы совершенно другая. И каких бы штрейкбрехеров они не присылали — они не выйдут на уровень. Студенты не могут тоже сразу прийти и начать работать.

— Соединенные Штаты Америки возобновили санкции в отношении девяти белорусских предприятий. Кстати, «Гродно Азот», в том числе, есть в этом списке. Каковы будут последствия? Некоторые экономисты, кстати, говорят, что вот с Америкой как раз эти предприятия особо и не торгуют.

— Америка является ключевым моментом, потому что сотрудничает с многими европейскими государствами, которые заказывают через Америку эту продукцию — это первый момент. Второй момент — они лишатся валюты, они не смогут получать валюту в казну. Это очень весомо скажется и на зарплатах, и на руководстве, и на общей экономике страны. Потому что не только против завода санкции введены, а против всего концерна «Белнефтехим» и еще дополнительно восьми предприятий. У них просто не будет выбора, кроме того, как уступить. Санкции помогут. Это действенный метод.

— Как на «Азоте» начинались забастовки?

— История началась 12 августа. Это был тот момент, когда забастовка могла случиться внезапным образом. Люди три дня видели насилие на улицах, стоило выехать в город, когда протесты только начались, я всегда видел коллег. Собрались не просто рабочие, были все предствители начальников, ИТР (инженерно-технические работники), аппаратчики, слесари. Все пришли, которые неравнодушны. Тогда было немного людей еще. 150 человек, может 200. Они требовали одного: прекращения насилия: «Что это такое?» И тогда же вышел будущий представитель стачечного комитета к директору «Азота», который тоже туда подъехал. Он попросил объяснить, почему выборы сфальсифицированы. Некоторые из начальников сидели в комиссии, естественно люди их освистали и случилось так, что все сказали: «Мы сейчас идем город гулять, если кого-то одного из нашей цепи, из нашей колонны задержат — завтра все эти люди не выходят на работу», несмотря на это на то, что стояли рядом уже с офисом недалеко автозаки. Два автозака приехало, они хотели загрузить всех. Мы вышли большой колонной. Всем горожанам мы говорили: «Вставайте в колонну, если кого-то задержат — завтра «Азот» не выйдет на работу». Собственно, тогда и стал первый вопрос о забастовке.

— Я помню даже фотки. Очень часто было так, что азотовцы идут впереди.

— Азотовцы впереди, потому что колонна. Нас тогда город встретил. Потом в последующие дни мы так и ходили: «Азот» с работы в 5 часов вечера собирается под заводоуправлением и идет в город.

— Провокации были?

— Пытались они делать провокации уже на площадях, когда стояли все люди, а не только азотовцы. Выбегал какой-то человек пьяный, начинал там что-то кричать, размахивал красно-зеленым флагом, но никто на эти провокации не реагировал. Люди понимают. Мы без агрессии.

— А какой момент больше всего запомнился?

— Когда у нас был марш. Я не помню число 18 августа или 19 это было. Когда Гродно настолько был объединен. Я настолько горжусь беларусами, гродненцами! Нас было так много, как будто весь город вышел. Ни на одном государственном празднике, ни на день города, ни на 9 мая, ни на 1 мая, хотя людей много в это время в городе, я ни на один день, ни на один праздник не видел такое количество людей. И все улыбаются.

Никого не согнали туда, как у нас принято согнать столько-то рабочих. Люди пришли сами, люди рисовали на лице себе наш бело-красно-белый флаг. Это была такая энергетика, пришли ведущие, блогеры. Мы думали, что мы победили по факту уже, что мы приближаемся к этому. Эйфория витала в воздухе. Невероятно горжусь за эти моменты. Они до сих пор у меня вызывают чувство гордости за каждого беларуса.

— А с перспективы сегодняшнего дня, как понимаете, почему заглохло?

— Потому что, по моему мнению, забастовку надо было в августе объявлять, когда мы максимально были к этому приближены. Когда мы провели такую колоссальную работу, в плане того, что было проведено голосование, были оформлены статочные комитеты, в каждом цехе был представитель стачкома. То есть были готовы максимально. Тогда, мне кажется, Светлана Георгиевна Тихановская должна была повести себя как президент и сказать: «Ребята, я президент! Объявляете забастовку. Мы не должны поддерживать эту власть больше».

— Почему вы решили уйти?

— Мне было противно приходить на работу и смотреть в лицо начальника цеха, который недавно со мной стоял около заводоуправления, а потом переобулся и просто объяснительные какие-то требовал, говорил какую-то чушь. Он так и сказал: «Вы даже забастовку нормально провести не можете». Это его слова. «Может быть, вас бы поддержали». То есть человек, который полностью дублирует госаппарат. Мне противно и отвратительно от этого было работать.

— Он до сих пор работает?

— Он до сих пор работает и издевается над коллегами. Они мне сообщают, что он превратился в диктатора. Берет пример, я так думаю, сами знаете с кого. Не хочу даже фамилию, если честно, называть. Вот это отвратительно.

— Вы продолжаете общаться с коллегами, которые сейчас работают до сих пор на «Азоте»?

— Большая часть, конечно, друзей уволились, в стачку ушли, но остались люди, которые работают.

— Что рассказывают?

— Кошмары одни. Звонить в Гродно сейчас – такое дело. Однако не теряют силу духа и готовы, просто ждут нужного момента, когда начать стачку. Они уволятся либо самостоятельно, либо же они уйдут во всеобщую стачку, потому что не хотят больше работать на этот режим, не хотят видеть то, что делает новый директор. А он творит кошмар и сам убирает многих недовольных со словами «мы с вами не сработаемся» или «мы заканчиваем на этом нашу совместную работу».

— А кошмары какие делает?

— Во-первых, у нас появился инспектор, который ходит даже в ночные смены, проверяет все ли в порядке, ходит по цеху. Он так, по-моему, и называется – инспектор безопасности. Как-то так. Но это сделано для того, чтобы очередной раз на колонне аммиака никто не повесил было-красно-белый флаг, как это было в августе, в сентябре, перед стачкой. На самую высокую колонну «Азота», на которую можно залезть вручную, ребята вешали огромный флаг. Это на самом деле появлялось во всех новостях. А они боятся этой огласки, боятся что кто-то узнает, что на заводе до сих пор работают люди, которые готовы уйти в стачку.

— Интересно, что в трудовой книжке написано у человека, функция которого ходить ночью и проверять не повесили ли флаг.

— Наверно, он к службе безопасности относится. Самые опасные враги — это же те, которые флаг вывешивают.

— А вот есть такой тезис, довольно таки популярный, что ничего не будет — потому что самые идейные, самые инициативные ушли, а вот те кто остались — это либо, пардон, терпилы, либо пофигисты, которым все равно.

— Отчасти пускай они так и думают. Потому что они хотят так думать. Они хотят думать, что ничего больше не будет и одновременно зажимают гайки еще больше. Но чем больше зажимают — тем больше растут недовольные. Да, конечно, это психологический момент для человека, уйти — это поменять свою жизнь радикально. Но это не значит, что его кто-то там полюбил. Это не значит, что кто-то его будет терпеть дальше.

— Лукашенко?

— Ну, а кого еще? Я бы здесь сравнил с парашютом, который взлетает с ровного поля: он приподнялся-опустился, приподнялся-опустился, но когда его парус уже полностью наполнен ветром — он все равно взлетает. Стачку я бы сравнил именно с этим. Мы обязательно еще взлетим.

— Какие выводы можно сделать из 2020 года?

— Народ Беларуси един. Народ Беларуси поддерживает друг друга. Мы солидарны. Мы пытаемся и мы сделаем, мы добьемся своего. Власть уже никогда не будет легитимной. Она с 1996 года для меня нелегитимна, если отклоняться на это, как и для многих, в принципе. Но терпеть его больше никто никогда не будет.

— Шаги, которые сейчас необходимо предпринять?

— Объединяться, разговаривать друг с другом — это первый этап. Понимаете, в октябре, когда была объявлена забастовка, люди часто даже не говорили об этом. То есть: ну объявлена и объявлена.

Забастовку нужно готовить. К забастовке нужно готовиться: запастись едой, запастись деньгами, чтобы было на что существовать. Все знали, что бастующих уволят. И все это знают. Подготовка должна быть. Это должно быть психологическое состояние и ты должен понимать, что ты не один. Поэтому очень важна работа стачечного комитета, который работает. Стачком невероятные вещи делает. Они пытаются людей знакомить. Они создали платформу «Рабочы рух», это очень круто, это необходимо и призывают людей регистрироваться, общаться, знакомиться. Потому что, кроме нас, у нас больше никого нет.

— А какие взаимоотношения между начальством и рабочими?

— Начальство делает все, чтобы рабочие его ненавидели. Знаете, как по менеджменту: начальник должен быть таким, чтобы рабочий за него всегда мог вступиться, чтобы рабочий его любил, чтобы рабочий знал, что он платит зарплату и чтобы рабочий не

хотел его подставить. Должно быть уважение. У начальства на «Азоте» к работягам никакого уважения нет. Людей заставляют что-то делать чуть ли не насильно, угрожают сразу зарплатой, депремированием. Это настолько поселяет в головах у людей ненависть к нему, что они думают как бы сделать так, чтобы от него избавиться, от этого начальника. Они не делают так, что «какой у меня хороший начальник, я бы никогда в жизни не хотел такого подставить, я буду делать все, чтобы его не подставить».

— А с перспективы сегодняшнего дня как вы понимаете, почему забастовки сдулись в прошлом году?

— Мне 26 лет. Я все 26 лет прожил при этой власти. Что такое забастовка, я знал только из Википедии. В Беларуси последняя такая достойная большая забастовка была в 1991 году.

— И, кстати, в Гродно.

— Да, в Гродно. Очень такая мощная, когда все предприятия взяли и вышли. Тогда просто сложилось так, что обед в два раза подорожал — это по экономическим причинам, которые имеют право на существование. Поэтому я не знал, что такое забастовка. Я не знал, как правильно ее готовить. Как говорится, в Википедии прочитал, можно забастовку — надо провести голосование согласно кодексу и все. Мы знали, что к ней готовиться надо психологически, материальная нужна подготовка, нужно общаться с людьми, нужно создание статочного комитета. У нас на все это ушла неделя. О какой крупной забастовке можно было говорить?

— Во многом изменения в Польше в конце прошлого века, случились благодаря тому, что вот как раз рабочие поднялись, профсоюз «Солидарность». Триггером было поднятие цен и заработки, которые очень не удовлетворяли. Для ребят из Беларуси, которые работают на предприятиях, вот этот вот момент заработков более-менее удовлетворен или это тоже уже не то, что хотелось бы получать?

— Это «не то, что хотелось бы получать» было всегда. Для работы на химическом предприятии всегда была слишком низкая зарплата. На фоне города она раньше удовлетворяла, но сейчас практически сравнялась. Да, они говорят, что повышают зарплату, но повышают зарплату ИТРам, которых очень много.

— Кому?

— Начальству, по факту. А у обычного рабочего, у работяги, от которого зависит все производство, зарплата стоит на месте. Она может варьироваться в одну или в другую сторону в определенном пределе. Они не будут довольны и после санкций зарплаты упадут сто процентов, не говоря уже про отношение к доллару. У нас же в Беларуси принято

сразу в долларах считать зарплату, потому что инфляция у нас сжирает все настолько быстро, что ты не успеваешь даже оглянуться, как продукты дорожают в магазинах, коммуналка дорожает, постоянно все дорожает.

— Когда этот треш в Беларуси политический, издевательство над населением закончится?

— Когда мы победим. Когда рабочие, граждане, когда мы встанем и просто не дадим себя больше в обиду — тогда это и закончится. Когда рабочие перестанут позволять начальству и узурпатору издеваться над собой и заставят людей этих, если их можно так назвать людьми, уважать себя, что они люди, что они имеют право жить и защищать свою гражданскую позицию — тогда закончится.

— Такие силы брошены были режимом на ваш город. И глава там бывший Минздрава, и бывший глава МВД Караев, который стал, назовем вещи своими именами, смотрящим…

— … надзирателем…

— … по области. Как вы понимаете, почему режим вот именно такие кадры бросил туда, к вам?

— Лукашенко всегда запада боялся. Гродно и Брест он, по-моему, всегда терпеть не мог. Он всегда их называл «западники», «близкие к Польше». У нас на самом деле очень много поляков живет, да и вообще в свое время это постоянные спорные территории какие-то были, если в историю уходить. Его там больше всего не любят. Потому что в Гродно каждый второй имеет визу, каждый второй ездит в Польшу, потому что без Польши прожить очень сложно. Ездят, чтобы что-то купить, потому что здесь цены намного ниже, чем в Беларуси. Люди видят Запад, люди видят демократию. Конкретно у Лукашенко к Гродно и Бресту неравнодушное отношение. Он недолюбливал нас всегда, насколько я помню. Он даже реже всего приезжал к нам.

— Как вы считаете, вот этим гастролерам из репрессивного аппарата, которых я вспоминал, им удалось сломить этот порыв народный, протестное настроение?

— Народный порыв уже не сломит ничто. Даже эти два гастролера, которые не отличаются особым умом и сообразительностью. Он приехал, по-моему, 22 августа.

— Караев?

—Караник. Даже фамилии «карательные». Их не зря так называют. Приехал и все начало душиться. Сразу милиция вышла с рупорами, говорит, что это запрещено, но задержаний еще не было на тот момент, потому что людей было много. Они боятся, когда много людей выходит. Потому что заберешь одного — они разбегаться не будут, им некуда. У нас город построен так, что реально бежать мало куда есть. Площадь центральная и все. Поэтому, я считаю, что он от своего страха их прислал. Из-за того, что он очень боится двух городов – Гродно и Бреста.

— Ахилесова пята режима. Где она, где это слабое место?

— Он совсем ослаб. Режим больше никто не воспринимает в Беларуси, никто абсолютно. Люди хотят жить уже по-другому. Люди видели, что можно жить по-другому. Поэтому весь его режим очень слаб. И он раскрошится, когда, как говорится, придет весна — и режим растает. Когда потеплеет. Когда потеплеет в душе у народа.

— А вы верите в диалог с режимом?

— Нет. В диалог я не верю. Он понимает только силу. Диалог был предложен еще в августе, он силой на это ответил. Он не понимает мирного диалога. Он не пойдет сам на это никогда, он слишком глуп, чтобы разговаривать, он не дипломатичен. Диалог с убийцей, из-за которого люди погибали, когда было тысячи избитых, не говоря уже про политзаключенных? Сколько официальных, а сколько не официальных?

— Сколько до сих пор сидит.

— Да. Какой диалог может быть с убийцей, узурпатором?

— Как вы считаете победить режим без забастовок возможно или нет?

— Возможно. Но это очень радикальные методы. Забастовка — это именно то, что может сделать каждый. Радикально — у нас нет милитаризованных отрядов в Беларуси, которые могут силовым методом ему ответить. Забастовки — это экономически, это лишить его главного — хлеба. Потому мы начали с мирных протестов. Мы всегда были приверженцами мирных протестов, потому что жизни людей важны, очень. Силовые методы — это потери всегда. Поэтому забастовки для меня являются одним из ключевых моментов, как можно победить, если учитывать три фактора: санкции, забастовки и митинги.

— На что, возможно, на кого вы сейчас надеетесь?

— Я надеюсь только на себя. И каждый человек должен надеяться на себя. Каждый человек должен понимать, что нам нужно всем организовываться, нам нужно всем поддерживать друг друга. Солидарность. Ни на кого рассчитывать нельзя, никто не принесет манну небесную. Мы всему миру уже известны. Весь мир нам помогает. Мы не выходим из лент новостей ни в Европе, ни в Соединенных Штатах, даже в Японии о нас пишут. Все люди готовы нам помочь, именно люди. Я не говорю уже про правительства, которые стараются вводить санкции какие-то, поддерживать бастующих. Сколько создано фондов, которые на благотворительные средства существуют. Поэтому люди в данный момент могут рассчитывать только на именно силу сообщества, на силу солидарности. Конкретно я надеюсь на себя, что я чем-то могу помочь, что-то могу сделать для людей.

— Артем, вы знаете ситуацию изнутри на предприятиях. Как вы думаете, каким образом дальше будет развиваться ситуация?

— Прогнозы делать очень сложно, потому что прогнозы часто не сбываются. А, во-вторых, зачем давать им идеи, как говорится, как развивать. Первое, я думаю, — санкции. Они будут заметны в июне-июле, они почувствуются заводом. Я думаю, что упадут

зарплаты. Потому что на «Гродно Азоте» зарплаты зависят не только от основных окладов, там есть премии, ночные, доплаты. Остановят несколько цехов, людей повыводят в день, чтобы не платить ночные смены.

Это уже началось, я вам хочу сказать. По последней информации, в двух цехах вахтовые методы работы отменены, оборудование простаивает. И это будет усугубляться. «Азот» не будет ни с кем работать. Конкретно про другие предприятия я говорить с уверенностью не очень могу, потому что не знаю ту специфику. Но я думаю, что это заденет абсолютно всех, если не будет куда продавать продукцию, склады и так завалены частично уже. Победа не за горами, как говорится. Когда режим лишится хлеба — ему не на что будет содержать силовой блок.

Если будет объявлена новая забастовка, плюс экономические санкции, которые подействуют и всех заденут, люди не по политическим причинам пойдут, а по экономическим, потому что надо кормить семью.