Ждем
Сегодня уже второй день рождения моего мужа Андрея Санникова, который мы проводим врозь.
А раньше никогда не расставались в наши дни рождения. Правда, я всегда мечтала провести вечер 8 марта на диване за просмотром слезливых мелодрам, которые именно в этот день в изобилии крутят по всем каналам, – чтобы никакой готовки с последующим мытьем посуды. Но ни разу не получалось…
День рождения Андрея Санникова без гостей – это утопия. Потому что никто из наших друзей не мог и представить себе, как это – не прийти к нам, не отведать чего-нибудь невероятно вкусного, будь то экзотические блюда с труднопроизносимыми названиями и непонятно откуда взявшимися в наших краях ингредиентами (это когда у плиты колдовал Андрей) или картошка с селедкой (предел моих возможностей). Но все знали, что в доме Санникова всегда уютно, вкусно и весело.
Я изо всех сил пытаюсь сохранить тот дом, который был у нас до 19 декабря, чтобы Андрей вернулся именно домой, а не в какое-то изменившееся и ставшее чужим место. Я поливаю цветы строго по инструкции, которую он мне прислал, но они все равно вянут. Я научилась варить супы-пюре, чего не умела до 19 декабря, но некому похвастаться достижениями. Друзья, конечно, приходят и одобрительно причмокивают, но муж-то оценить не может, а жаль. Я научилась отличать плоскогубцы от кусачек и сверла от разводных ключей, но дому от этого лучше не стало. Потому что наш дом – это Андрей. Это его любовь, его дух, его характер. Без него мы с Данькой осиротели, хотя и друзья, и просто знакомые, и даже незнакомые люди дарят нам и тепло, и заботу, и внимание. Но без Андрея в нашей жизни будто бы образовалась гигантская пустота, засасывающая все. Мне говорят: «Вы должны гордиться, ваш муж – герой». А я вспоминаю брехтовское: «Несчастна та страна, что нуждается в героях».
Андрей всегда был скуп на слова. Слово «люблю» до 19 декабря он сказал мне дважды: в 2003 году, после своей 15-суточной отсидки, и в 2007 году по телефону, спустя 10 минут после рождения Даньки. Теперь он пишет это слово в каждом письме. И во время встреч с адвокатами просит передать, что любит. А уж во время нескольких коротких свиданий, что были у нас за этот год, говорил об этом много раз. А я, наоборот, признавалась ему в любви всегда и при любых обстоятельствах. И сегодня тоже хочу повторить: «Я люблю тебя, Андрей. Ты сделал меня самой счастливой женщиной в мире. Таких, как ты, больше нет. И я ничуть не жалею, что вместе с тобой села в тюрьму. Может, это и называется – «и в горе, и в радости»? Твой прошлый день рождения я отмечала уже дома, а не в тюрьме, но под охраной двух гэбэшных жлобов. И не имела права даже поговорить с твоей мамой. Сегодня мы с ней все-таки будем уже вместе. А Данька, как всегда, потребует вставить свечки в торт, чтобы задуть их и загадать желание. И снова скажет: «Я хочу, чтобы папа поскорее вернулся. Я понимаю, что он воюет, а туда, где война, не летают самолеты. И все-таки пусть возвращается».
Вчера Андрей прислал мне короткое, как всегда, письмо. Он никогда не узурпировал 8 марта, хотя и относился к нему иронично, и непременно устраивал праздник для нас – жены, мамы, тещи, сестры, жен своих друзей. Вот и во вчерашнем письме он просил поздравить с 8 марта белорусских женщин. Он написал, что смог лишний раз убедиться: белорусские женщины – самые умные, добрые, красивые, благородные. И еще он просил поздравить белорусских мужчин, потому что им повезло встретить таких женщин. Но для меня 8 марта – это навсегда день рождения Андрея. И сегодня я снова говорю: «С днем рождения, любимый! Я люблю тебя. И жду». Помню, как год назад, после дня рождения Даньки, когда наши друзья принесли воздушный шарик с надписью «Папа, вернись!» и сын запускал его в небо, Андрей, услышав об этом, во время свидания на Володарке сказал: «Я почувствовал себя каким-то алиментщиком». Так что сейчас я не говорю пафосное «возвращайся скорее!». Просто жду.