День без вранья

Я давно уже не слушаю выступления Лукашенко. Скучно. Однообразное вранье утомляет.

Но коллеги всегда звонят и рассказывают, что он сказал. Да еще и просят прокомментировать: «Означает ли, на твой взгляд, последнее заявление Лукашенко, что твой муж и другие политзаключенные могут вскоре выйти на свободу?»

Все лето я отвечала на эти вопросы. Потому что они возникали постоянно: едва ли не каждую неделю Лукашенко произносил что-нибудь такое, после чего журналисты немедленно начинали прогнозировать скорое освобождение. А вот в пятницу, после пресс-конференции для российских халявщиков, мне не позвонил никто. Потому что из сказанного всем было ясно: никакого освобождения политзаключенных не будет. Может, хоть раз в жизни этот человек сказал правду?

Ничего подобного: он соврал, как всегда. И даже хуже. Потому что обычная жвачка вроде «бандиты понесли заслуженное наказание» должна была оправдывать действия Лукашенко перед самим собой: я их посадил, потому что они преступники, и пусть весь мир со мной не согласен, для меня они все равно преступники. А на этот раз он просто попытался снять с себя ответственность за их аресты и тюремные сроки: «Осталось их там два или три человека. Но они не хотят выходить. Они хотят быть героями. Захотят выйти – выйдут, мы рассмотрим их заявления».

Теперь вы поняли? Это не Лукашенко их посадил. Они сами захотели сидеть. Он им предлагает: идите домой, вас семьи ждут. А они цепляются за решетку и говорят: «Мы отсюда не уйдем! Мы хотим быть героями! Мы будем сидеть весь свой срок, и отстаньте от нас!»

Как же осточертело это вранье все-таки… Все хотят вернуться домой, и никто не хочет сидеть в тюрьме. Это азбука. Во время свидания месяц назад я не услышала от Андрея ни одного доброго слова о колонии, хотя услышала много хороших слов о заключенных, с которыми он сидел. И я знаю, что если бы была возможность, то он с удовольствием пошел бы домой пешком – хоть из Новополоцка, хоть из Бобруйска. Спросите Марину Адамович, хорошо ли Николаю Статкевичу сидеть в тюрьме. Спросите Олю Бондаренко, спросите Настю Положанку. Впрочем, на этот вопрос мы, не сговариваясь, ответим хором.

Значит, сидят, потому что хотят быть героями? Если кто и делает моего мужа героем, так это лично Лукашенко, который незаконно посадил невиновного человека в тюрьму, а теперь это признает перед всем миром и говорит, что готов его освободить в любую минуту, но только если тот всего одну бумажечку подпишет. При том, что большинство политзаключенных вышли на свободу, не подписав никаких бумаг. То есть человек на весь мир признает, что в Беларуси нет никаких законов, есть лишь его, лукашенкины, прихоти.

Героями всех политзаключенных делает это хамское, циничное, жестокое обращение, шантаж и угрозы, которым они подвергаются. После освобождения последних одиннадцати декабристов моя мама сказал Оле Бондаренко: «Оля, мы так надеялись, что с этой партией выпустят Диму!» Оля возмутилась: «Как это – выпустят? Вы недооцениваете Диму!» То есть Лукашенко создал устойчивый стереотип в общественном мнении: сидят только те, кого он действительно боится. И чем дольше они сидят – тем трусливее в глазах всего мира оказывается сам Лукашенко.

А еще политзаключенных делают героями открытые попытки диктатора выставить их на торги и получить за их свободу побольше денег: «Если эти люди стоят миллиарды – они действительно «крутые». Вообще-то все сроки, обещанные Лукашенко, давно прошли. Что он там обещал болгарскому министру? Что освободит всех к началу октября? Так ведь октябрь уже колобком подкатился к середине. И об этом знал премьер-министр Польши Туск, когда размахивал бумажкой с написанным на ней числом «девять миллиардов». Так зачем размахивал, если должен был, наоборот, взглянуть на календарь и «поставить на счетчик» того, кто слово не сдержал? Простите за блатной жаргон, ну так мы ведь зеки, нам можно.

Впрочем, я не о Туске. Он такой же держатель девяти миллиардов, как болгарский министр Младенов – эмиссар Евросоюза. Первый нарисовал себе число в собственных фантазиях и выдает его за реальность, второго никакой Евросоюз не делегировал, ему просто было интересно посмотреть на живого диктатора.

Если после приговоров декабристам все говорили, что на них повесили ценники – по миллиарду за каждый год отсидки, – то теперь ставки повысились аж до девяти миллиардов? Так, может, пора освободить Андрея Санникова и всех остальных политзаключенных? Иначе Лукашенко собственноручно превратит их в кумиров, в живые памятники, к которым после освобождения потекут толпы людей с цветами, готовые идти за ними хоть на площадь, хоть в тюрьму, хоть на эшафот? Их сидение в тюрьме гораздо опаснее для режима, чем их свобода. Так что хватит врать про их собственное желание оставаться в тюрьме и хлебать баланду, пора выпускать их из тюрем.

Впрочем, можно ли осуждать Лукашенко за вранье, если врет вся страна? На прошлой неделе в интервью «Комсомольской правде» начальник Департамента исполнения наказаний Барсуков заявил, что моего мужа перевели из Новополоцка в Бобруйск, оказывается, по моей просьбе. Это я, оказывается, обивала пороги и просила таскать Андрея по пересылкам, подсаживать к нему в камеры стукачей и провокаторов, угрожать и шантажировать. С экологией, говорит, в Новополоцке действительно проблемы, зато в Бобруйске арбузы растут. Причем первый заместитель Барсукова Проценко две недели назад сказал мне, что арбузы, к сожалению, в Бобруйске не растут, зато абрикосы – на каждом дубе. Ребята, вы с овощами-фруктами как-нибудь определитесь, а то скоро в своих фантазиях дойдете до кокосовых пальм на главной набережной бобруйской Ривьеры. Сверьте показания и придерживайтесь одной версии. Проконсультируйтесь с вашими «подопечными», они расскажут, как это делается. Только не врите так глупо. Кстати, в Бобруйске «Белшина» вредит экологии. Может, вы мужа сразу в Сочи переведете? Там-то уж точно абрикосы.

Но самый циничный образчик вранья, с которым я столкнулась, – это обвинитель на суде над Андреем Антон Загоровский. Этот мальчик-воробейчик, изобличавший преступный умысел Санникова и требовавший для него семи лет тюрьмы, после приговора приперся к нему в «конвойку» и сказал: «Андрей Олегович, я не знаю, как смотреть после вам в глаза, но я хочу перед вами извиниться. Я ведь за вас голосовал!» Когда Андрей мне рассказал об этом во время свидания, я с надеждой спросила: «Ты, конечно, дал ему в морду?» Оказалось, не дал. Посчитал извинения поступком. А зря. Потому что когда на рассмотрении кассационной жалобы обвинение представлял все тот же воробейчик Загоровский, оказалось, что он пошел на повышение. И требовал оставить приговор в силе все с тем же пылом, забыв про признание и извинения в «конвойке». В перерыве я подошла к нему и спросила: «Вы сейчас читали этот текст, потому что у вас приказ такой, или потому, что вы лично – сволочь?» Прокурор Загоровский густо покраснел и сказал: «Вы ничего не понимаете…» Совершенно верно, не понимаю. Я не понимаю этого вранья, не понимаю, как в этом вранье можно жить и учить своих детей, что врать нехорошо. Я не понимаю, как можно жать руку под столом, шепотом говорить «мы вас поддерживаем», а вслух требовать казни. Не понимаю и не хочу понимать.

Наш с мужем друг из «Европейской Беларуси» утверждал недавно, что когда-то начальник ДИН Барсуков был приличным человеком – давным-давно, еще майором в ГУВД. Дочка у него состояла в «Маладым фронце», и он многих вытаскивал из тюрьмы на Окрестина. Когда-то – может быть. Когда-то и Лукашенко был нормальным человеком, и вся эта злобная государственная биомасса тоже – в те времена, когда все они лежали в люльках, пускали пузыри, звали маму и не умели врать. Но младенчество – не заслуга. Отвечать приходится не за обкаканные в детстве штаны, а за все, что потом.

Вранье – субстанция вязкая. Из него тяжело выбираться. Может, начать хотя бы с «разгрузочного дня»? Объявить один день недели днем без вранья. И сказать все честно. Пусть Лукашенко скажет наконец открыто: «Я боюсь Санникова и потому держу его в тюрьме! Я боюсь их всех, так что из тюрьмы они не выйдут». Не боится – пусть выпускает. Если же не выпустит – значит, действительно боится. Смертельно боится. Без вранья.