Два вопроса к белорусским правозащитникам

Освобождать нужно всех, а не по кастрированным спискам.

В Варшаве в эти дни проходит Конференция ОБСЕ по человеческому измерению. Официальные представители России и Беларуси ее бойкотируют. В рамках Конференции запланировано достаточно много дискуссий (сайд-ивентов) по Беларуси. Одно из таких мероприятий называлось «Беларусь: без права на защиту». В нем участвовали правозащитники и юристы, а также Спецдокладчик ООН по Беларуси Анаис Марин.

Говорилось об ужасающей ситуацией с защитой прав человека в Беларуси. Юристы рассказывали, как им тяжело, как их лишают лицензий (чистая правда).

Воспользовавшись присутствием белорусских правозащитников, в том числе из организаций, взявших на себя ответственность отказывать политзаключенным в праве так называться, я задал два вопроса.

1. Почему белорусские правозащитники скрывают реальное число политзаключенных в стране? Говорят о 1 327, а не о 4-5 тысячах. Даже следственный комитет, этот орган карателей, приводит цифру в 11 000 уголовных дел, заведенных по различным «экстремистским» статьям, то есть по политическим. Понятно, что несколько человек вышло на свободу, в отношении одного человека может быть заведено несколько дел, но все же 11 000 дел никак не равны 1327. Почему правозащитники откровенно подыгрывают режиму, преуменьшая масштабы репрессий? Здесь присутствует Спецдокладчик ООН, которой важно иметь реальные цифры репрессированных, а не лицемерные данные.

2. По какому праву людей, известных своей многолетней борьбой с режимом, героев и патриотов Беларуси, таких как Николай Автухович, не называют политзаключенными? Почему правозащитники идут на поводу у режима и в оправдание своей трусости приводят сфабрикованные режимом обвинения якобы в применении насилия? Полину Шарендо-Панасюк долго не признавали политзаключенной приводя в оправдание бредовые версии следствия о насилии. Мать, защищавшая своих детей, когда в дом ворвались бандиты, оказывается применяла насилие.

Нет ничего сложного в том, чтобы признать политзаключенными всех тех, кто проходит или осужден по политическим статьям. Но, видимо, кто-то считает, что потеряет свою важность, которая в данном случае заключается в совковых бюрократических процедурах.

Любопытно, что отвечала на мои вопросы российская правозащитница, работающая в польской организации. Ответ даже приводить не хочется, настолько демагогическим он был, мол, в Беларуси всех обвиняют и судят несправедливо.

Аргументов, которые приводят белорусские правозащитники, всего два.

1) У нас есть критерии, принятые по рекомендации Совета Европы.

Критерии действительно есть, но, на мой взгляд, они сегодня больше служат режиму, чем защите прав человека. К тому же приняты они были почти 10 лет назад, еще до первой войны в Украине.

2) В спорных случаях мы назовем обвиняемых политзаключенными после суда.

Этот аргумент вообще не выдерживает никакой критики. Спорными случаями правозащитники называют те, в которых есть сфабрикованные обвинения в насилии. Какого суда они ждут? Что хотят для себя выяснить? К тому же суды сегодня почти все закрытые, как над Автуховичем.

Вывод такой: ничего наши правозащитники менять не собираются, ни в отношении количества политзаключенных, ни в отношении отдельных узников режима.

Плевать бы на них, но именно они поставляют цифры и имена в международные организации, именно этими цифрами пользуется международная пресса. Эти цифры лишают остальных политзаключенных поддержки, в том числе международной.

Надо что-то делать нам самим. Искать способы исправить ситуацию.

Освобождать-то надо всех, а не по кастрированным спискам.

Андрей Санников, «Фейсбук»