Кто сразится с последним диктатором Европы?

ЕС годами пытался усмирить Лукашенко предложением торговых сделок в обмен на облегчение политики. Это могло сработать, но не сработало.

На следующее утро после того, как в последней диктатуре Европы были сфальсифицированы выборы, а бандиты из КГБ избили и арестовали кандидатов в президенты, на сайте МИДа были размещены сообщения с соболезнованиями в связи со смертью Брайна Ханрахана (известного корреспондента ВВС) и предупреждением по поводу погоды.

Ханрахан был отличным журналистом и прекрасным человеком. Снег, безусловно, вызывает хаос в наших несчастных аэропортах. Но тот факт, что этим двум темам было уделено больше внимания, чем белорусскому бандитизму, бандитизму в стране, которая находится буквально у порога Евросоюза, в общем, говорит все, что нужно знать о приоритетах британской внешней политики.

Позже в тот же день министр по делам Европы Дэвид Лиддингтон (David Liddington) выпустил – исключительно для проформы – заявление с упреком. Через 48 часов после этого Уильям Хейг наконец собрался с силами, чтобы выразить свою «чрезвычайно серьезную озабоченность». МИД ничего не сказал о сфальсифицированных выборах, даже при том, что наблюдатели ОБСЕ заявили, что ситуация с прозрачностью результатов на половине избирательных участков в Белоруссии была «плохой» или «очень плохой». Мягкое заявление Хейга было вставлено между похвалами ведомства за улучшение отношений с Нидерландами и пятилетнюю стратегию для Южной Георгии и Южных Сандвичевых островов.

Сравните это с теми словами, которые он говорил в 2006 году, когда президент Александр Лукашенко украл победу на выборах. Будучи в то время министром иностранных дел в теневом кабинете, провозгласил поддержку народа Белоруссии и необходимость «занять жесткую позицию в отношении правительства, которое ставит под сомнение свою легитимность». «И самое время и другим европейским правительствам заявить то же самое», – говорил он тогда.

Куда ни глянь, авторитарным режимам никогда еще не жилось так хорошо. Идея продвижения демократии уже не жилец – да и не то, чтобы она на деле работала в качестве цельной философии. Ряд фактов вызвали ее кончину.

Во-первых, конечно же, это заслуги Тони Блэра и Джорджа Буша. Мало того, что Ирак уничтожил идею гуманитарного вмешательства как центральный принцип международной политики, так к этому еще и добавились документы о том, что США и Британия поощряли проявления терпимости к пыткам, секретные полеты и другие нарушения международного законодательства, которые обнажили их действия и лишили основы притязания на доверие.

Во-вторых, это экономический подъем Китая и неожиданная способность к восстановлению со стороны России. Открытое поощрение Китаем выгодных сделок для стран, которые закрывали глаза на нарушения прав человека, породила откровенных выигравших и проигравших. Те власти, которые причиняли беспокойство – такие, как например (некоторое время) режим президента Саркози перед Олимпиадой 2008 года в Пекине – были жестоко наказаны. Бойкот супермаркетов Carrefour в Китае был невероятно успешным. Лидеры французского бизнеса лоббировали у своих министров действия, которые бы исключали повторение подобного в будущем.

Теперь, когда мировые лидеры приезжают в Пекин, они соблюдают формальности по поводу жалоб на тюремные сроки для диссидентов; но они хорошо знают границу, насколько далеко они могут зайти. Развивающиеся страны, в частности, в Африке, в течение нескольких лет пользовались возможностью заключать сделки с Китаем без каких бы то ни было политических условий: так называемый пекинский консенсус.

Что касается Владимира Путина, он становится все увереннее в демонстрации мощи российской политической и бизнес-элиты, а также служб безопасности, работающих на благо друг друга. Новый приговор на этой неделе Михаилу Ходорковскому – олигарху, который не стал играть по правилам – был говорящим напоминанием о гегемонии варианта государственной власти XXI века.

Третий аргумент принимает первые два как само собой разумеющееся. Чиновники в частном порядке отмечают тщетность британских инициатив в ООН. С тех пор, как был Ирак, британцам приходилось прятаться за чужими спинами, чтобы добиться решения каких-то их вопросов – они знали, что из-за этой неудачи их влияние было утрачено.

Вскоре после вступления в должность Дэвид Кэмерон призвал к более «расчетливому, практичному, упрямому и деловому подходу» к международным делам. Он ясно видел тот ущерб, к которому привело сочетание манихейской горячности и пассивной поддержки США, которые наблюдались во времена Тони Блэра. Как он однажды заметил, не было никакого смысла в продвижении демократии с высоты в 30 000 футов.

Теперь, с сокращением расходов, маловероятно, чтобы Великобритания могла вносить эффективный вклад в возглавляемую США военную интервенцию, даже если б хотела. Изменение Кэмероном баланса обратно в пользу неромантичного понятия национальных интересов возвращает внешнюю политику обратно к доблэровской эре, когда Джон Мэйджор не вмешивался и спокойно наблюдал за геноцидом в Боснии и Руанде. Безопаснее действовать сообща, один в поле не воин, полагал он. Американцы и европейцы делали то же самое – до тех пор, пока масштабы ужасов не принудили правительства к действию. С того момента международное сообщество (большая часть его, но далеко не все) сошлось во взглядах, что универсальные ценности должны превалировать над национальным суверенитетом. Другими словами, если где-то нарушались права человека, другие имели право вмешаться, в том числе и силой, если другие методы не дадут результата.

Ничего такого не происходит сейчас. Барак Обама рад уходу из Ирака и намерен вывести американцев из Афганистана как можно скорее. И его нельзя винить за попытки избавиться от этих двух наследств. В других странах американцы делают все что могут, чтобы не вмешиваться.

Возможно, Обама, Кэмерон и иже с ними просто склоняются к неизбежному. Но тем не менее это уже просто встает поперек горла, когда слышишь как Хейг с пренебрежением высказывается об уважаемом и благородном подходе, который исповедовал Робин Кук, когда стал министром иностранных дел в 1997 году. Кук старался сделать права человека стержнем внешней политики Великобритании. Постепенно этот акцент размывался, и сейчас практически забыт, хотя Хейг и риторически разглагольствует. Белоруссия – это не какая-нибудь далекая страна, о которой мы мало знаем и которая нас не волнует. Зажатая между Польшей и Россией, она понесла серьезные потери в годы Второй мировой войны. Она приняла на себя воздействие радиоактивного отравления после Чернобыльской аварии в соседней Украине. В отличие от Украины и других бывших советских стран, белорусское заигрывание с демократией было поверхностным. В отличие от России, ее службы безопасности не чувствовали необходимости избавляться от аббревиатуры КГБ.

С выходящим на первый план КГБ, Лукашенко за последние две недели предпринял наступление, жестокое даже по его собственным стандартам. Семь из девяти кандидатов в президенты были арестованы, вместе с еще примерно тысячью человек, взятых под стражу. Многих серьезно избили, даже были слухи о систематическом применении пыток. Ключевые фигуры Белорусского Свободного театра, которых моя организация принимала вместе с Джудом Лоу, Сьеной Миллер и другими в театре Young Vic меньше месяца назад, были выслежены и арестованы.

Каждый день мы получаем несколько сообщений о насилии и запугивании. Мы – и другие тоже – делаем что можем, чтобы привлечь внимание к положению продемократических активистов. И каков ответ? Правительства остаются безучастными. Немцы по крайней мере пригласили белорусского посла в Берлине. Они, а также поляки, чехи и шведы шумят больше остальных. ЕС годами пытался усмирить Лукашенко предложением торговых сделок в обмен на облегчение политики. Это могло сработать, но не сработало. Вместо этого Путин, который критически высказывался о белорусском диктаторе- теперь поддерживает его, посылая ему дешевую нефть в обмен на верность Москве.

Реалполитик возвращается с возмездием. Мы извлекли уроки из Ирака и других неудач, но они неправильные. Вместо высокомерия мы теперь имеем трусость и малодушие.

Джон Кампфнер, “The Independent”