ЕГУ: заметки на полях одного “конфликта”

Несколько дней назад группа политологов (преподавателей ЕГУ) выступила с открытым заявлением, в котором указывалось на ряд проблем академической политики, проводящейся в ЕГУ. Заявление получило значительный резонанс и привлекло внимание общественности и СМИ.

Редакция интернет-журнала «Новая Еўропа» предоставляет возможность высказаться всем участникам конфликта. В соответствие с заявленной редакционной политикой публикуется ответ декана бакалаврской школы ЕГУ Григория Миненкова.

В последние дни определенная часть академической и неакадемической общественности взбудоражена событием, которое было названо «конфликтом» между частью преподавателей департамента политологии и руководством ЕГУ. Мне меньше всего хотелось бы включаться в эту дискуссию, где многое говорится без знания реальных фактов. Но как раз последнее все же побудило меня откликнуться, ибо всю историю развития департамента политологии в ЕГУ вильнюсского периода я знаю очень хорошо.

Конечно, мне сразу скажут, что я тут заинтересованное лицо. Не буду скрывать: да, заинтересованное, а именно – в успешном развитии ЕГУ, в привлечении к его работе творческих сил, в расцвете академической свободы, сочетаемой с ответственностью и т.п. Замечу также, что я высказываю исключительно свою личную позицию и полностью отвечаю за свои слова.

Статистика и история вопроса

Основной тезис, который в той или иной форме высказывается в связи с обозначенным “конфликтом”, состоит в том, что администрация университета чуть ли не намеренно разрушает работу академического департамента политологии. Восстановим логику разворачивания “конфликта”, начав со статистики.

“Открытое письмо” политологов подписали 7 человек, обозначивших себя преподавателями ЕГУ. Среди них штатными преподавателями являются только двое, остальные работают в качестве почасовиков. Учебный же процесс на бакалаврской программе “Политология и европейские исследования” только по специальным дисциплинам обеспечивают более 25 человек. Кроме того, есть еще преподаватели, в том числе и зарубежные, относящиеся к департаменту, но работающие только в магистерских политологических программах. В связи с этим возникает вопрос: на каком основании небольшая группа преподавателей претендует на право говорить от имени всех?

Теперь к истории вопроса. Бакалаврская программа по политологии была создана в ЕГУ в 2005 г., возглавила ее Светлана Наумова, существенный вклад которой в формировании современной политологии в Беларуси, кажется, никем не отрицается. Так случилось, что Светлана Андреевна в конце 2005 г. тяжело заболела и на достаточно длительный период вынуждена была отойти от активной деятельности. Сложилась труднейшая ситуация: студенты набраны, нужно организовывать учебный процесс, формировать для регистрации учебный план программы (что в Литве связано с многочисленными трудностями), собирать преподавателей. Для всего этого нужен был достаточно авторитетный руководитель программы, найти которого было в то время практически невозможно.

В университете была проведена определенная перегруппировка программ между факультетами, что привело к созданию факультета философии и политических наук под моим руководством. Т.е. на меня была возложена прямая ответственность за развитие политологической программы. И тогда же в январе 2006 г. руководить программой был приглашен Андрей Казакевич.

Андрея Казакевича я знал только по публикациям, и, в частности, меня поразила его блестящая статья “О колонии”. Кроме того, у нас с ним даже состоялась в печати полемика по поводу его достаточно критического анализа материалов опубликованного в 2005 г. номера журнала “Топос”, посвященного закрытию ЕГУ в Минске. Тем не менее последнее не стало каким-то препятствием для приглашения А. Казакевича на работу в университет.

Конечно, это был очень рискованный шаг. Руководить программой (фактически это была своего рода кафедра), контролировать содержательную и методическую работу нескольких десятков преподавателей и т.п. предстояло человеку, только что закончившему аспирантуру, не имевшему опыта ни преподавания, ни академического руководства, воспитанному совсем в иной образовательной традиции и не знавшему преподавательской традиции ЕГУ. Так в академической среде не бывает. Мы прекрасно понимали, на какой риск шли. Способом его избежать как раз и предполагался творческий тандем декана и молодого руководителя.

Когда мы встретились с А. Казакевичем для обсуждения практических вопросов его работы, я сказал, что ему выпал шанс, который бывает раз в 100 лет: в юном возрасте получить сразу, без длительного движения по лестнице академической карьеры, уникальную возможность практически с чистого листа делать свою программу, иными словами, формировать свою школу политологического знания и образования. И весь вопрос только в том, удастся ли ему справиться с этой труднейшей задачей. Кроме того, Андрею была предоставлена полная свобода в подборе преподавателей, естественно, при согласовании со мной (замечу в этой связи, что ни одно предложение Андрея не было отвергнуто).

Надо сказать, что А. Казакевич достаточно активно взялся за выполнение своих обязанностей. Программа стала развиваться, что всем нам стоило больших усилий. Андрей пригласил группу молодых преподавателей, которые тоже не имели или почти не имели опыта работы в университете, тем более, в традициях, принятых в ЕГУ. Им бы несколько лет походить еще в ассистентах, здесь же они сразу получали достаточно сложные самостоятельные курсы, качественно сделать которые бывает трудно и опытному доценту. Это порождало проблемы, в том числе и весьма серьезные конфликты со студентами, вызванные академической некомпетентностью отдельных молодых преподавателей. Решать их приходилось мне. И здесь Андрей, кстати говоря, столкнулся с серьезной проблемой. А именно: одно дело быть неформальным лидером сообщества, где все друзья, и совсем другое – становиться формальным руководителем этой группы, когда нужно принимать решения, иногда болезненные, скажем, отказываться от чьих-то услуг в силу его/ее некомпетентности.

Тем не менее я продолжал максимально поддерживать Андрея, надеясь на то, что постепенно он приобретет опыт и сможет соединить функции лидера и ответственного руководителя. Однако все больше стали обнаруживаться некоторые проблемы, результатом которых, на мой взгляд, в значительной мере и стал нынешний “конфликт”.

Политологическая программа ЕГУ

Первыми признаками возможного конфликта послужило то, что любые решения, исходящие из моих служебных обязанностей (впрочем, не только мои решения), стали восприниматься А. Казакевичем как посягательства на академические свободы и его полномочия. Получалось так, что каждое свое действие в рамках моих полномочий я фактически должен был бы сначала согласовывать с руководителем программы. Не скрою, что приходилась проявлять максимум терпеливости и использовать различные дипломатические ходы (теперь думаю, может, и зря), чтобы не давать разрастаться конфликтам на пустом месте. Я не раз при этом говорил Андрею, что такая его позиция может завершиться очень серьезным сбоем, где я уже буду не властен над событиями. Но я всё же надеялся, что А. Казакевич и его команда переболеют “детской болезнью левизны”, преодолеют свой явный инфантилизм.

Обнаружилась, однако, и другая проблема. Хорошо известно, что зачастую блестящий исследователь (а таковым я считал и считаю А. Казакевича) оказывается далеко не столь блестящим педагогом. Работа со студентами требует совсем иных качеств. Андрей все более стал тяготиться своими обязанностями, ибо они были ему явно не по душе. Последний год он всё больше отходил от конкретной работы с программой. Конечно, это было связано и с его интенсивной работой над докторской диссертацией, поэтому и я, и некоторые сотрудники программы неформально брали на себя те или иные его обязанности, чтобы высвобождать А. Казакевичу время для подготовки к защите. К тому же в работу программы в этот год стала все активнее вовлекаться С. Наумова, кстати, оказавшая, насколько я знаю, очень существенную помощь и поддержку в подготовке А. Казакевичем диссертации.

В марте 2009 г. в университете прошли серьезные преобразования. Были ликвидированы факультеты, созданы бакалаврская и магистерская школы и академические департаменты. Департамент политологии возглавила С. Наумова, что было естественным и ни у кого не вызвало каких-либо возражений. Вместо должностей руководителей программ были введены должности кураторов программ, т.е. помощников директоров департаментов по тому или иному направлению академической работы. И уже тогда А. Казакевич отказывался от возложения на него обязанностей куратора. Но при этом каких-то других предложений ни от кого не поступило. В беседе со мной и проректором ему было предложено выполнять эти обязанности до конца учебного года, исходя из того, что за этот период директор департамента подберет себе помощника по бакалавриату. А. Казакевич с этим согласился.

В мае А. Казакевич защитил докторскую диссертацию ко всеобщему удовлетворению в университете, ибо мы очень заинтересованы в получении нашими преподавателями научных квалификаций. Причем университет оказал и существенную материальную поддержку, поскольку защиты в Литве платные, и плата эта очень высока.

На мой взгляд, данный факт очевидным образом вступает в противоречие с заявлениями, что руководство университета намеренно разрушает политологическую программу в университете. Неужели кто-то думает, что руководство ЕГУ затратило бы организационные усилия и существенные материальные средства на защиту, планируя через пару месяцев после этого удалить А. Казакевича и его команду из университета?

Можно, конечно, что угодно говорить о руководителях ЕГУ, но, наверное, все согласятся, что пациентов психиатрической клиники среди них нет. Замечу также, что уже в мае 2009 г. мы обсуждали с покойным В. Фурсом организационные формы активного вовлечения А. Казакевича в научный сектор ЕГУ, т. е. в ту деятельность, где Андрей особенно успешен и как организатор, и как исследователь. И этот вопрос не был снят с повестки дня и в последующие месяцы.

И вот мы подошли к началу нового учебного года. С. Наумова подобрала себе помощника по бакалавриату (не руководителя бакалаврской программы, а куратора этой программы). И это отвечает общепринятому праву любого руководителя самому подбирать себе помощника, т. е. человека, который будет успешно, по мнению руководителя, выполнять его/ее текущие указания. Спланирована учебная нагрузка, и практически все будущие участники “конфликта” включены в учебный процесс. Департамент работает. Впереди два года работы по радикальнейшей трансформации всех образовательных программ, где ничьи усилия и участие не окажутся лишними. И вдруг этот ничем не мотивированный взрыв с заявлениями, открытыми письмами, “забастовками”. Внутренних причин для него я не вижу никаких. А потому и не вижу никаких оснований для переговоров, к которым нас призывают. Потому как отсутствует предмет переговоров.

Мне очень хочется видеть причину всего этого «конфликта» в наивности и инфантилизме его инициаторов, хотя они вроде все взрослые люди, да к тому же еще политологи (некоторых из них представляют в печати даже как экспертов по беларусским вопросам). От таких людей обычно ожидают умения просчитывать политические последствия своих действий хотя бы на три шага вперед. Да и без политологии всякому здравомыслящему человеку ясно, что всякое совершенное действие начинает жить уже само по себе. И жизнь эта в нашем случае уже очевидна, а сами инициаторы, судя по всему, над последствиями своей борьбы уже не властны.

И в заключение сформулирую пару более общих проблем, которые требуют и более широкого обсуждения.

Об академических свободах и судьбе ЕГУ

В центре всех протестов и споров оказались вопросы академической свободы. Иногда даже кажется при чтении тех или иных комментариев, что в Беларуси эта свобода уже в идеальном состоянии, вот только осталось ее установить в ЕГУ, и тогда вообще всё будет прекрасно. Стало очевидным, что понимание сути и содержания понятия «академические свободы» отсутствует. Похоже на то, что эту самую свободу некоторые ее защитники понимают вроде такого вече: любо – не любо. А уж понимания того, что всякая свобода предполагает и ответственность, как-то не обнаруживается.

Я отнюдь не хочу утверждать, что с академической свободой в ЕГУ нет никаких проблем, и что здесь не совершается в этом плане никаких ошибок. Отнюдь. И всё же. Вмешивалась ли администрация с какими-либо указаниями в то, что преподавать и как преподавать, в педагогическую деятельность участников «конфликта»? Нисколько, хотя и есть вопросы с качеством их, и далеко не только их, преподавания. Но это вопрос не свободы, а качества преподавательской работы.

Более того. Университет сейчас вступил в период глубинной трансформации. За последние полгода состоялась масса обсуждений и всякого рода семинаров, где рассматривалось всё – от Устава и порядка выборов Сената до путей трансформации программ. К участию в этом призывались и призываются все, принимаются к обсуждению любые творческие предложения. Департамент политологии предложил качественную программу трансформации политологического образования в университете, в подготовке которой участвовали и подписавшие открытое письмо. Программа эта принята к исполнению и включена в план двухлетней трансформации бакалаврских и магистерских программ. Но вот по другим вопросам голосов наших критиков не было слышно. Вполне возможно, что я их не услышал.

Я не случайно упомянул об ответственности. Допустим, те нарушения, которые обнаружили политологи, имеют место быть. Я даже склонен согласиться с тем, что стоило запросить мнение департамента при назначении С. Наумовой, но именно мнение всего департамента, а не только семи его членов. Правда, ни у кого в университете не было сомнений в том, что Светлана Наумова – это именно тот человек, который должен быть на этом месте. И все же, если кто-то полагает, что произошли какие-то нарушения, тогда есть и установленный порядок разрешения спорных вопросов. И я абсолютно уверен, что если бы люди, подписавшие открытое письмо, обратились по предписанной Уставом и другими нормативными документами ЕГУ процедуре, то поставленные ими вопросы были бы непременно рассмотрены и Сенатом, и ректоратом, и кем угодно ещё. (К слову, среди инициаторов «конфликта» есть профессиональные юристы, которые должны хорошо знать о значении четкого следования процедурам, правильного определения инстанций обращения и точного употребления терминов и для начала должны были хотя бы разобраться, о каких должностях и функциях вообще идет речь). В случае обнаружения Сенатом или другими структурами справедливости требований, были бы приняты и соответствующие решения. В ином случае мы остаемся на уровне советских способов действия: полагая, что нас всё равно обманут, обращаемся сразу во все инстанции, а еще лучше – ко всему прогрессивному человечеству.

Много говорят о намеренном разрушении политологии в ЕГУ. Я не случайно так подробно остановился на истории вопроса, чтобы показать, с какими трудностями происходило её организационное взросление и насколько в её развитии были заинтересованы все, включая руководство университета. Фактически авторы открытого письма по непостижимым для меня мотивам (не могу представить, что они сделали это намеренно) предприняли попытку разрушения того, что при их активном участии создавалось. Меня уже давно поражают различные опыты некоего коллективного суицидального поведения в родном отечестве. Когда-то я активно участвовал во всякого рода публичных дискуссиях. Но когда я всё больше стал обнаруживать склонность к коллективному суициду среди многих, мне стало не интересно в этом участвовать.

Думаю, что этот феномен требует очень серьезного исследования. Почему для того, чтобы утвердить нечто иное, надо непременно разрушить то, что есть? Наверно, в этом основная причина того, что мы имеем в нашей стране и чего, скорее всего, и достойны. И пока мы не уйдем от подобного поведения, ни о каких “европах” нам не стоит даже мечтать. Те же европейцы нам постоянно говорят, что изменения в стране можем произвести только мы сами, а не чаемая многими “Европа”. Вот только где эти разнообразные “мы”? Похоже, заняты весьма увлекательным делом: доказывают друг другу, кто из них лучший европеец.

Что же получили мы в итоге? Определенная группа людей предприняла шаги в направлении разрушения того, что некоторые даже называют политологической школой ЕГУ, причем перекладывая ответственность за это на непричастных к данной разрушительной активности людей. Конечно, никакой такой школы еще нет. Школы формируются годами и десятилетиями. Но то, что такая перспектива начала складываться в университете, это очевидно. И здесь ключевую роль как раз и мог бы сыграть А. Казакевич, серьезное научное будущее которого вполне очевидно. Все остальные в группе несогласных пока еще подмастерья, но, при серьёзной работе, ряд из них тоже имеет перспективу. Я уже сказал выше, что новое направление политологического образования, предложенное департаментом, принято к исполнению. И я абсолютно не понимаю, почему Андрей Казакевич принял участие в разрушении собственного детища. Я знаю, что Андрей, при всех особенностях и недостатках его характера, честный и порядочный человек. Надеюсь, что он сумеет найти достойный выход из этой ситуации, в том числе и в контексте определенных обязательств перед университетом.

Что касается крика, гама и всяких наветов на ЕГУ, то и Бог с ними. Караван-то идет… И дай Бог нашим критикам без шума и гама при каждодневных труднейших усилиях снарядить в путь такие же свои караваны. Я лично только порадуюсь за них.

Григорий Миненков – к.ф.н., профессор, декан бакалаврской школы ЕГУ